Рубрика:Природа и экология

Современный мир в истерике? Похоже на то. Конечно, трудно вообразить времена, когда человечество пребывало бы в покое. То из каких-то неведомых краев прибывали толпы пришельцев, то ближайшие соседи ополчались на страны, с которыми столетиями мирно уживались, то само общество впадало в крайность и восставало против самого себя.

Однако сегодня, похоже, мы попали в новое время, в ситуацию, когда для волнений еще больше причин. В том числе потому, что люди достигли невиданной коммуникативной свободы, ставшей следствием двух факторов. Во-первых, невероятной технологической революции, которая сделала общение как никогда легким. И, во-вторых, относительным развитием самих людей: повышением уровня образования, включая никогда до того не существовавший уровень грамотности.

По разным оценкам, от трети до двух третей человечества имеют доступ к современным видам коммуникации, например, к Интернету. Сотовых телефонов еще больше, а они прекрасная платформа для мобильного обмена информацией.

Никогда еще история коммуникаций и история человечества так тесно не переплетались. Никогда коммуникация сама по себе не имела такой силы. Война, смерть, несправедливость всегда становились объектами обсуждения, но никогда эти явления не были столь общественными, то есть коммуникативными. Возникли невиданные возможности говорить и — не смейтесь — быть услышанным.

Хочу привлечь внимание к практическим последствиям развития того, что называется «новые медиа». Главное в том, что мы все в очередной раз столкнулись с новым уровнем свободы. А это всегда вызов.

Коммуникационная революция

В сущности, все сводится к трем факторам. Во-первых, возникла полностью рукотворная технологическая информационная среда. Во-вторых, радикально изменились как уровень доступности информации, так и возможность ее распространения практически любым человеком. В-третьих, всякий, имеющий возможность пользоваться широкополосным Интернетом любого типа технологической доступности, может выступать и как самостоятельное индивидуальное СМИ, и как оппонент любому СМИ.

Создается новое параллельное общество, в то время как старое, опирающееся на традиционные СМИ, дробится. Новое общество основано на свободе собраний и ассоциаций в, скажем так, интернет-среде. И это странное общество, хотя бы потому, что в нем не решен вопрос идентичности. Каждый может иметь несколько личин, несколько имен, причем привязать личность в Интернете к личности за его пределами довольно сложно, особенно если пользователь решит избегать своей идентификации.

Развитие новых технологий привело к парадоксальной ситуации. С одной стороны, наши коммуникативные возможности увеличились, появились новые возможности общения и объединения, а с другой, общество дробится и распадается. В результате традиционные общества, традиционное деление на страны и народы оказались под вопросом. И это не является само по себе ни дурным, ни хорошим, но означает новый вызов, касающийся всех сфер жизни.

Возьмем для примера такую обсуждаемую тему, как международный терроризм. Ситуация напоминает то, что происходило в России в начале ХХ века, только теперь в планетарном масштабе. Тогда в России распалась крестьянская община и тем самым был в значительной степени утрачен контроль над воспитанием и поведением людей. Если прежде ребенок формировался в патриархальной семье, в устойчивой общине, то крестьянские реформы вынудили миллионы людей оказаться на окраинах городов, в новых, тяжелых и непривычных условиях. Сейчас же мы видим распад традиционного общества и традиционного контроля над поведением людей, прежде всего в странах третьего мира. В Каире, к примеру, живут миллионов двадцать человек, точно неизвестно, большая их часть — в нищете. Но это уже новая нищета, нищета в большом городе, вне общины, пускай и мусульманской.

Неравенство и бесперспективность существования превращают миллионы молодых людей в пушечное мясо для террористов. Как и в России в начале ХХ века, сейчас велика прослойка «революционной» интеллигенции. Причем эта интеллигенция не только из третьего мира. Фактической поддержкой терроризма грешат многие левые интеллигенты и на Западе, который и есть главная мишень террористов. Они вырабатывают своего рода идеологию, пытаются модернизировать религию под свои цели. И у части этой интеллигенции есть средства. Небезызвестный Бен Ладен принадлежит к крайне состоятельной семье. Вспомним, что и в России всякого рода «бесов» с охотой поддерживали многие богатые люди. Новая информационно-коммуникационная среда создала чрезвычайно удобные условия для продвижения идей и превращения международного терроризма в своего рода мировую гражданскую войну, в мировое противостояние.

Впрочем, к социально-политическим эффектам новых медиа мы вернемся чуть позже, а пока взглянем на эти медиа как таковые. Тут уместно вспомнить известное выражение — бойтесь желаний, они сбываются. Люди долго мечтали о чем-то сходном с современным Интернетом, воодушевленный Маршалл Маклюэн даже писал экстатические книги о новых медиа, которые-де вернут человечеству утраченную когда-то целостность. В основе иллюзий о возможностях электронных средств массовой информации, конечно, давняя мечта преодолеть так называемое проклятие Вавилонской башни: смешение языков во время ее строительства драматически разделило человечество. Еще совсем недавно антиглобалисты исступленно бились у стен какого-нибудь Хайлигендама, а французский фермер с длинными кельтскими усами вопил как подорванный во время выборов о необходимости сохранения национального своеобразия, выражаемого преимущественно в использовании сырого молока для приготовления некоторых сортов, безусловно, вкусных французских сыров. Но то, что не удалось антиглобалистам, прекрасно вышло у современных СМИ. Они разделили человечество куда увереннее и надежнее, чем упомянутое смешение языков у подножия зиккурата.

Ситуация, которая сложилась в сфере электронных медиа, и критична и сложна. Немыслимые технологии, казалось бы, должны были привести к золотому веку средств массовой информации, но нет. Человечество, похоже, не справляется с теми средствами, что само породило. И прежде всего это касается того, что на Западе называется общественным вещанием — public service broadcasting. Именно этот сектор сегодня под ударом в наибольшей степени, а это не может не повлечь серьезные политические и социальные изменения. Кстати, рынок печатной прессы пережил подобное изменение еще раньше: нет больше никаких общенациональных газет, хотя, конечно, в элитной среде до сих пор доминируют всего несколько изданий. Но и они перестраиваются у нас на глазах.

Тут уместно пояснить, что именно public service broadcasting играло в течение последних лет семидесяти роль общественного интегратора, который давал знание для всех. Природа проблем, с которыми столкнулись традиционные вещатели — BBC, Radio France Internacional, Deutsсhe Welle, CNN и другие, — в основном связана с быстрыми технологическими и политическими изменениями в современном мире. Они привели к тому, что прежде многочисленная аудитория общественных вещателей в Европе, включая перечисленные, сокращается прямо на глазах. Например, еще лет двадцать назад совокупная доля общественных вещателей составляла более 65%. Сегодня — 28%. Аналогично обстоит дело и с мировым, трансграничным вещанием. Его аудитория ныне сжалась необычайно. Помните, было такое двустишие — «есть обычай на Руси — ночью слушать Би-би-си». Так вот, нет больше такого обычая, и недавно, когда один коллега надел майку с аббревиатурой ВВС, то неосведомленные окружающие поинтересовались, какие самолеты он пилотирует — истребители или бомбардировщики.

Естественно, крупнейшие вещатели постоянно пытаются решить эти проблемы, увеличить аудиторию за счет улучшения качества программ, вкладывая средства в распространение. Чемпионы тут, кстати, китайцы. Их бюджет на вещание только за рубежами свой страны составляет 7 млрд долл., из которых более миллиарда отводится на радио. Сопоставимые цифры тратят и упомянутые ВВС, Voice of America, Deutsche Welle и др. Затраты, естественно, дают какой-то результат, однако радикально положение дел не меняется: аудитория как таяла, так и продолжает таять.

Основная причина в том, что весь ландшафт изменился. Если еще лет тридцать назад число средств массовой информации, да и вообще информационных источников, доступных простым слушателям, было небольшим и счетным, то сейчас, в конце первого десятилетия ХХI века, они исчисляются сотнями тысяч. Изменилась и технология. Короткие волны и длинные, даже средние во многих регионах мира потеряли свое прежнее значение, и даже пресловутый переход к цифровым приемникам, возможно, не сильно улучшит ситуацию, поскольку кратно усилит конкуренцию между СМИ. Даже плохенький цифровой приемник в состоянии принимать сотни каналов, а что говорить о возможностях интернет-вещания?

В свое время тот же Маклюэн писал о «мировой деревне», о том, что он именовал «эксплозией», где все одновременно узнают одни и те же новости. Однако развитие современных СМИ и вообще процесс глобализации не привел к интеграции или глобализации аудитории. Произошло ровно противоположное этому. Аудитория раздробилась, в результате «количество» знания, общего для всех, особенно политического или социального, серьезно уменьшилось. Во времена Пушкина в России все образованные люди имели возможность прочитать большую часть журналов и книг, выпускавшихся в свет. Почти все советское время у населения был доступ к двум-трем телеканалам и четырем-пяти радиопрограммам. Теперь ситуация, причем во всем мире, изменилась радикально. И общественное вещание могло бы хоть в какой-то мере восполнить отсутствие интегративности. Хотя традиционными способами эту задачу уже не решить. Теперь необходимо использовать Интернет, и прежде всего его такую форму, как броадбанд или широкополосный доступ (ШПД).

Правда, под Интернетом не следует понимать просто IP-протокол передачи данных. Само использование слов «радио», «телевидение», «Интернет» — это своего рода самообман. Во многих странах (включая Россию) идет стремительный процесс создания новой информационно-коммуникационной среды. Все чаще с помощью одного технического потока электромагнитных колебаний, исходящего из одного источника, как с помощью проводов, кабелей, так и с помощью беспроводного способа передачи данных, распространяется и звук радиопередач, и картинка телепрограмм, и сервисы Интернета. Фактически получается, что слова «радио», «телевидение», «Интернет» во все большей степени означают просто-напросто типы поведения аудитории. Пассивное слушание — радио, пассивный просмотр — телевидение, интерактивное поведение — Интернет. Понятно, что это упрощение, но без такого упрощения затруднительно понять природу происходящего.

Его величество блогер

Итак, с одной стороны, общество дробится на все более мелкие кусочки, собранные вокруг все большего числа медиа или коммуникаторов, а с другой — параллельно — развивается новое общество, которое практически не знает границ и самоорганизуется на новых принципах. В интернет-среде складываются новые объединения и возникают фактически новые медиа. Что или кто есть, к примеру, популярный блогер? Разве это не своего рода СМИ? В каком-то смысле получается, что созданный частным образом сервис типа RSS (формат для передачи данных с одного сайта на другой), который фактически собирает и раздает новости, и есть своего рода прототип общественных СМИ. Если можно так выразиться, новое общество в искусственной информационной среде напоминает дрейфующие в океане информации и общения острова, они же группы людей. Размер островов непостоянен — от одного человека до миллионов. Это ровно так, как если бы коралловые острова состояли бы из живых кораллов, которые еще и могли бы мигрировать, прибиваясь друг к другу и убегая друг от друга. В этом океане вырабатывается своя система оповещения и своя система реагирования, свои правила поведения. Есть маяки, есть система навигации и, что важно, каждый с каждым может общаться.

В общем, перед нами чудо — люди научились объединяться там, где все их разъединяет. Вместо того чтобы захлебнуться в море традиционных и полутрадиционных СМИ, человечество порождает новую систему плавания в океане жизни.

Конечно, параллельное общество не может отменить традиционное. Хотя бы потому, что нужно есть и пить, вступать в физические контакты, перемещаться и т.п. В свое время Айзек Азимов в романе «Роботы Зари» описал общество, в котором непосредственное общение отменено, а роботы заменяют людей даже в сексе. Но, описав, тут же понял, что из этого ничего не выходит. Точно так же и тут, параллельное новое общество не заменит традиционное. Скорее произойдет конвергенция, которая неизбежно затронет и экономику, и мораль с религией, государственное управление, право и многое другое.

Изменится, например, привычный расклад социальных ролей в общественной коммуникации. Как прежде распределялись роли в массовой коммуникации? Если упростить, то пирамида выглядела так: наверху журналист, который распределяет информацию, включая мнения и оценки, среди аудитории номера газеты или же включает слушателям или зрителям выпуск новостей. Затем граждане обсуждают это между собой, опираясь на тех, кого социальный психолог Поль Лазарсфельд называл лидерами общественного мнения: локальными авторитетами. Они могут интерпретировать, разъяснять и толковать увиденное или прочитанное. В общем, движение идет сверху вниз, производящих информацию сравнительно мало, остальные в небольших группах только лишь обсуждают и воспринимают. Иногда пишут письма «дорогая передача…». В общем, иерархическая пирамида проста — сверху немногие имеющие доступ к раздаче информации. Внизу — потребители. Новые медиа эту пирамиду разрушают начисто.

В новой ситуации журналист не исчезает. Но меняется система отношений. Во-первых, журналист теряет право на сравнительно монопольное производство информации. Каждый теперь может не только потреблять, но и производить информацию. Во-вторых, размывается роль журналиста, да и роль самих СМИ как институтов. Интернет создал нечто вообще прежде небывшее: индивидуальные массмедиа. Появился даже термин просмьюер, то есть человек, который и потребляет, и производит информацию. Люди помещают свои видеоролики на Youtube и получают аудиторию, которая и не снилась иным телеканалам. В-третьих, возникает качественно иной способ обсуждения. В нем участвуют все. Стоит теперь какому-либо СМИ отличиться во вранье или же просто ошибиться, Интернет оказывается эффективнее любых театральных клакеров. Огромное количество сайтов только то и делают, что обсуждают новости, в лучшем случае агрегируя информацию. Вместе с тем само это обсуждение порождает новое содержание, его не следует считать таким уж бесполезным, как это может показаться.

Еще один процесс, порожденный современными технологиями, — все большее расхождение ролей вещателя и создателя контента. Доля компаний, которые сами производят и сами распространяют свой контент, неуклонно сокращается из-за того, что растет количество СМИ, которые не столько создают, сколько ретранслируют «не свое». В том же Интернете агрегаторы новостей часто популярнее самих производителей. Опять-таки в этом нет ничего страшного, но возникает вопрос, а как должны СМИ в дальнейшем работать, стоит ли им, например, всем производить в таком количестве практически идентичные новости? Например, при показе футбола или хоккея нет никакой возможности допустить к съемкам все компании подряд. Поэтому одна компания все снимает, а остальные на тех или иных условиях получают трансляцию матча. Поэтому, возможно, в дальнейшем произойдет упорядочивание производства информации.

В какой-то мере будущее этого мира зависит от развития логических механизмов взаимодействия, и прежде всего поисковых систем. В ситуации, когда ежесекундно производятся сотни тысяч, а то и миллионы сообщений, невозможно ничего сделать без поисковой системы. Уже существующие, может быть, и недурны, но все же не обладают достаточной гибкостью. Строго говоря, поисковая система будущего должна думать как человек и владеть языком так же, как человек и, что особенно важно, обладать мультиязычной сущностью.

Новая медиаэкономика: за что платить и кому?

Новые коммуникации порождают новую экономику медиа. И еще право. Откуда будут браться средства на производство содержания, на его распространение, на прибыль или хотя бы на доходы тех, кто занят большое количество времени в новой информационно-коммуникационной среде? Еще любопытнее — возник вопрос: а за что, собственно, платит аудитория? Многие смотрят все через Интернет и гадают, а с какой стати они должны платить за общественное телевидение, когда есть другие источники аналогичной информации? В Европе, как известно, граждане платят за общественное телевидение в обязательном порядке. Так, каждая английская семья отдает в год около пятидесяти фунтов на содержание BBC и ITN. Вопрос: а почему этим компаниям надо платить? Понятен, например, платеж кабельному оператору: он вложил средства в оборудование, там есть сотрудники, поддерживающие работоспособность системы. Но при чем тут BBC? Любопытно, что Брюссель фактически против общественных вещателей, поскольку их привилегированное положение в известной мере подрывает свободу конкуренции. Но еще важнее то, что новая информационная среда дает аудитории возможность получить информацию из других источников, а методы агрегации (сервисы вроде RSS) позволяют порой сделать ее даже качественней

Хотя полноценного понимания современных медиа пока нет, кое-какие проблемы становятся очевидными. Это прежде всего отношения между производителем контента и его распространителем. Вот, к примеру, в Интернете работает тот или иной популярный блогер, он пишет каждый день несколько страниц, комментирует новости, говорит о них или даже сам их производит. Каким-то образом он иногда обретает тот или иной эксклюзив (ему звонят очевидцы, присылают свои любительские съемки и т.д.) или он уже сам настолько популярен, что само его мнение уже новость. Но на какие средства он эти самые новости или комментарии производит? Где в основном их берет? Роль такого индивидуального массмедиа (блогера) может быть весьма велика, но как ее соотнести с производством содержания?

Есть, к примеру, программа «Сам себе режиссер». И там славные такие ребята показывают нам свои таланты. Иногда бывают удачи — как жених роняет невесту в лужу или как щенок потешно пытается выбраться из банки с краской. Но, честно говоря, это смешно сравнивать с фильмом той же ВВС о жизни львов в саванне. На это тратятся годы и деньги, оператор ради нескольких минут съемки таится неделями в укрытиях и использует уникальную технику, мощнейшие объективы и радиоуправляемых роботов, чтобы снять, как ведут себя звери на воле.

Иными словами, нам надо понять, как и кто в новой медийной среде будет платить за качественный контент.

Совершенно очевидно, что любой человек в критической ситуации может снять то, что никто и никогда не снимет. Падение последнего «Конкорда» случайный свидетель снял из окна своего автомобиля, и эти кадры бесценны. Стихийные бедствия или массовые беспорядки также снимаются исключительно участниками или наблюдателями на случайные приборы. Возникала даже идея, а не сделать ли специальный канал из такого рода съемок. Дело, правда, стало за деньгами: чтобы сделать из этого материала канал, нужно все обрабатывать, объяснять, подводить сюжеты и перемонтировать.

Упомянутая неясность экономической модели новых медиа ведет к серьезному пересмотру права. Конечно, речь идет прежде всего об авторском праве. Сегодня действует фактически запретительная модель. Это означает, что если кто-то что-либо написал, сочинил, снял, то он имеет на это все права. И никто не может это распространять без разрешения автора. На первый взгляд в этом много справедливого. Право выступает здесь механизмом, защищающим инвестиции, поддерживающим качественный труд и талант.

Правда, так было далеко не всегда. Во времена Гомера, понятное дело, такого права не существовало, как не существовало и во времена Шекспира. Тогда не только не было возможности проследить за соблюдением права, но и даже если бы такая попытка состоялась, то ничего, кроме вреда, она бы не принесла, поскольку просто-напросто замедлила бы просвещение человечества. Вообще все формы авторского права порождают множество нравственных коллизий. Например, кто-либо создает лекарство от рака, средство, обладающее уникальными терапевтическими возможностями. Право правом, но разве справедливо было бы лишать миллионы больных шанса на продление жизни из-за соображений охраны авторского права?

Тем не менее новые медиа в какой-то мере уже дают ответы. Выясняется, что для определенного типа произведений сама их доступность скорее плюс, чем минус, поскольку это приводит к увеличению доходов. Например, книжка выходит тиражом в 3 тыс. экземпляров. Одновременно она фактически появляется в открытом доступе в Интернете. Плохо это или хорошо? Трудно сказать априори, может быть, и хорошо. Фактически текст в Интернете стимулирует продажу бумажных копий, поскольку последние выступают в качестве своего рода сувениров. Может быть, хорошо расходятся разного рода сопутствующие товары, а автор получает ангажемент на серию лекций. Наконец, остается прямая реклама на сайте или же продажа прав на чтение других книг, вспомогательных материалов.

В любом случае сам факт массового пиратства в Сети свидетельствует о том, что свода правил поведения в Сети — что можно и чего нельзя — пока нет.

Хаксли плюс Оруэлл

Вопрос стоит очень просто: к чему могут привести описанные выше тектонические изменения в сфере производства и распространения информации, в сфере массовой коммуникации? Ответов несколько. Самый простой — ни к чему особенному. Мало ли что менялось в мире? Ну да, стали летать быстрее, ездить комфортнее, убивать ловчее, но качественно человеческая природа со времен античности не изменилась. Переживем и это. Театр не погиб после появления кинематографа, а живопись уцелела после возникновения фотографии. В этом ответе есть и определенная логика, и мужество, но не факт, что он верен.

Есть и другой ответ. Он сводится к тому, что изменения будут глобальными, необратимыми и очень серьезными. Нейл Постман, например, сравнил два прогноза — Олдоса Хаксли и Джорджа Оруэлла. Книга Постмана называется весьма своеобразно — Amusing ourselves to death: public discourse in the age of show business. Если помните, Оруэлл нарисовал мрачную картину будущего: все под контролем, людям не дают читать книги, не разрешают узнать правду, им не хватает информации, они управляются страхом и принуждением. Хаксли же полагал, что управление развлечениями куда эффективнее, что люди слишком близоруки и склонны к самоодурманиванию, что правда просто утонет в море информационного мусора.

Как ни странно, примерно в этом духе высказался не так давно Барак Обама. Он на встрече со студентами сказал, что, с его точки зрения, современная медиасреда слишком увлечена развлечениями, что забывается важнейшая роль информации — способствовать защите прав человека и его просвещения.

И действительно, риск того, что море информации, в котором мы живем, превращает нас в отдельные молекулы, жаждущие исключительно нервного, щекочущего удовольствия, велик. И неважно, порносайт ли развлекает аудиторию, сплетни из жизни звезд или же все прикалываются по поводу какой-нибудь оппозиционной акции. В любом случае для большинства это игра не всерьез. Новая медийная среда действительно порождает странную иллюзию безответственной игры фактически по любому поводу.

Однако есть и другие факты, которые должны были бы насторожить всех. Очевидно, что достигнута удивительная свобода коммуникации. И нет сомнений, что традиционное общество не может не реагировать на это весьма болезненным образом. На мой взгляд, мы скорее всего увидим невиданную прежде смесь из Хаксли и Оруэлла, причем весьма своеобразную.

Например, мы видим, насколько государственные власти, в том числе в Европе и США, испугались призрака свободы. Контроль возрастает повсеместно. Для начала немного статистики. В начале 90-х годов в Западной Европе (Франция, Англия, Германия) в тюрьме сидело примерно 50-60 человек из 100 тыс. К началу нашего века число заключенных удвоилось и достигло 100-120 на каждые 100 тыс. населения. То же самое произошло и в США. Там, правда, всегда было много заключенных, но сейчас их 740 на каждые 100 тыс. В России, кстати, лишь немногим меньше. При всем том в Европе количество насильственных преступлений практически не выросло. Многие европейские ученые полагают, что это реакция среднего класса на дополнительные свободы, страх перемен. Он, конечно, обретает какую-то предметность, например в виде страха терроризма. Но напомню, что во время второй мировой войны Букингемский дворец в Лондоне был обнесен всего лишь живой изгородью, а сейчас колючей проволокой, камерами наблюдения и т.п.

«Тюрьмы Британии переполнены, безрассудство держать в тюрьме столько людей во время финансового кризиса, — пишет в своей заметке в британской «Таймс» Гарри Вулф, бывший председатель отделения королевской скамьи Высокого суда правосудия (Lord Chief Justice). — За 20 лет число заключенных в Англии и Уэльсе подскочило с 44 тыс. более чем до 85 тыс. человек. На содержание заключенных каждый год тратится 4 млрд фунтов (более 5,5 млрд долл.), еще миллиарды уходят на строительство новых тюрем». Виной этому слишком суровые приговоры судей? Отнюдь нет, отмечает автор. На вынесение решений влияют правительственные подзаконные акты: например, 21-я поправка к закону «Об уголовном правосудии», принятая в 2003 году, установила минимальные сроки заключения и резко увеличила среднее время отбытия наказания. Инициатором ее был тогдашний лейбористский глава МВД Дэвид Бланкет. Он был недоволен давлением правозащитных организаций, выступавших в защиту заключенных, получивших пожизненные сроки. Вулф призывает учесть опыт других стран и разработать более гибкое законодательство, которое позволит разгрузить тюрьмы: давать меньшие сроки заключения, назначать другие виды наказания, освобождать заключенных раньше.

Впрочем, дело не только в «посадках». Рост контроля происходит по всем направлениям. Стоило какому-то сумасшедшему засунуть несколько граммов взрывчатки в башмаки, как сотни миллионов человек стали терять многие часы в очередях на досмотр перед полетами. А когда совсем уж законченный псих запихнул в нижнее белье какое-то горючее вещество и пытался неловко уколоть себя шприцем с катализатором горения, на многих аэродромах образовались едва ли не километровые очереди перед пунктами досмотра. Естественно, на работу были приняты и в Европе, и в США десятки тысяч новых сотрудников. И они стали новыми контролерами.

Еще более впечатляющие последствия выявились в сфере экономического регулирования. Конечно же новые коммуникационные технологии сделали невероятно много для эмансипации бизнеса. Теперь можно в секунды проводить транзакции, мир в экономическом смысле глобализировался и превратился в колоссальную бизнес-сеть. Естественно, в ней возникла своя иерархия, свои отношения, свои правила.

Финансовые власти, прежде всего США и Западной Европы, отреагировали на это поразительным способом. Они стали подменять отношения между субъектами бизнеса отношениями между упомянутым бизнесом и самой властью. Казалось бы, роль государства в том, чтобы регулировать отношения внутри бизнеса тогда и только тогда, когда там возникают неразрешимые конфликты. Когда один предприниматель или же клиент жалуется властям на то, что его или обманули, или поступили с ним преступно некомпетентно. Однако дела многих брокеров с Уолл-стрит показывают, что власти самым непосредственным образом вмешиваются в бизнес. Вот, к примеру, дело брокеров, коих в количестве 36 человек арестовали власти США. Эти брокеры были обвинены в том, что они слишком много знали о тех компаниях, акциями которых торговали. Фактически брокеры были наказаны за то, что оказались талантливее других и не гнушались слушать разговоры (не подслушивать!) в курилках и столовых различных компаний.

Из этой же серии и речь Николя Саркози на давосском форуме 2010 года. В сущности, он призвал к росту контроля в управлении финансовой сферой. Любопытно, что меры, принятые весной 2010 года в целях борьбы за стабильность евро, также, в сущности, направлены на ограничение свободы предпринимательства. Спору нет, бизнесмен — человек и член общества, и по идее он должен осознавать свою социальную и моральную ответственность. Но это есть дело общественное. Мы же видим рост контроля со стороны самых либеральных — европейских государств, их стремление ограничить людей в их свободе.

Возможно, конечно, что атомизация зашла слишком далеко, эгоизм, свойственный человеческой природе, разбушевался, и нет другого выхода, кроме как настаивать на ограничениях действий отдельных людей. Однако в зависимости от ситуации и целей этот вектор выглядит не абсолютным. Во всяком случае, российские власти ныне всячески подчеркивают необходимость большей экономической свободы как непременного условия успешного развития. И президент Дмитрий Медведев не случайно настаивает на возможности формирования в России международного финансового центра — бизнес пойдет прежде всего туда, где есть возможность работать и зарабатывать. И дело не только в бизнесе: на встрече с депутатами «Единой России» президент заметил, что Интернет может послужить еще и улучшению демократических процедур, сделав коммуникацию по политическим вопросам более открытой.

В целом же мы имеем дело с комплексной реакцией традиционного общества на новые отношения, возникающие в параллельном обществе, поскольку там появляется и новая мораль, и новая экономика, и новое право, которое пока не поддается регулированию традиционными средствами. Понятно, что без известного регулирования никакое общество, в том числе и параллельное, и сколь угодно виртуальное, обойтись не может. Другой вопрос — о каком регулировании идет речь. Возьмем, к примеру, традиционный рынок. Естественно, там должна быть какая-то комиссия, палата, совет, староста, кто-либо еще, уполномоченный следить за тем, чтобы гири были нужного веса, а линейка для измерения соответствовала принятым стандартам. Но не более того. Регулирование не должно означать вмешательства в повседневную практику.

Дуэль, мораль и общественные СМИ

Если в новой информационно-коммуникационной среде возникает новое общество (или параллельное, или новая форма его существования), если оно самоорганизуется, создает свою экономику, свои медиа, свою мораль, свои стандарты потребления и информации, то что может или должно делать традиционное общество? Ведь каждый из нас обретает, получается, две идентичности. Одна традиционная, и она никуда деться не может, другая — новая, где зачастую мы обретаем даже новые имена. В каком-то смысле беспокойство властей предержащих объяснимо. Их подданные частично переехали. Некая драма двойного гражданства в виртуальном смысле.

Драма иного свойства может возникнуть в связи с тем, насколько решительно изменятся нравы и правила поведения в новой среде. Возникнут ли, например, новые стандарты достоверности информации. Сегодня существует колоссальная дистанция между частным разговором и официальной публикацией. Если в газете или в программе новостей скажут что-то не то, пострадавший может обратиться в суд. Любой журналист знает, что информация должна проверяться. Подобные нормы распространены в определенной мере и на те сайты, что считаются СМИ.

В частном разговоре ответственность за ложь только моральная. Конечно, можно привлечь, к примеру, клеветника и после частного разговора, но для этого нужно принимать специальные меры. Сегодня в целом принято довольно легко вести себя в частных разговорах. Если, к примеру, некий Х скажет приятелю за кружкой пива, что некий У — вор, скотина и негодяй, то Х почти наверняка за это ничего не будет. В Интернете, в новой среде на глазах размывается граница между публичным и частным. Блоги, переписка через какой-нибудь твиттер или же сайт социальной сети оказались на границе. В общем, в каком-то смысле ситуация начинает приближаться к позапрошлому веку, к эпохе существования дуэлей, когда частный разговор мог легко превратиться в публичный, да еще и смертельно опасный.

Точно так же в частном разговоре легко заявить, что-де завтра мы все умрем от глобального похолодания, или же сообщить, впавши в меланхолию, что на днях на нас нападут марсиане, или же поведать, что вы убеждены в неожиданном повышении налогов. Скорее всего это не произведет большого впечатления на ваших собеседников. Но такие же сведения, распространенные по каналам обычных СМИ, могут вызвать совершенно неадекватную реакцию. А как будет реагировать общество в новой среде?

Изменения наступают не только в информационном поведении. Мораль в целом тоже может несколько измениться. Даже отношение к религии. Как минимум могут возникнуть новые общины, новые ритуалы, которые позволят приверженцам того или иного культа взаимодействовать виртуально.

В этой очень сложной и неоднозначной ситуации, на мой взгляд, для общественной (государственной) сферы СМИ сегодня открывается новое окно возможностей: выступить интегратором, объединителем аудитории. Они могут собирать информацию и распространять ее, превращаясь в своего рода информационный хаб, ровно как авиационным хабом является, к примеру, Франкфуртский аэропорт. Пассажиры в нем пересаживаются с самолета на самолет, а потоки людей сталкиваются и расходятся. Общественные СМИ могли бы фактически аккумулировать огромный объем информации и предоставить аудитории уникальные сервисы. При этом совершенно не исключено, что частные компании могут делать то же самое. Но если для них это добровольный выбор, то для общественных — долг.

Кстати, сегодня в Интернете уже действует сервис, во многом напоминающий то, о чем я говорю. Это уже многократно упомянутый RSS. Что это означает? Предположим, слушатель и/или посетитель того или иного сайта желает собрать новости из регионов России на удобном ему языке. Мы и должны дать ему эту возможность, причем новые технологии позволяют в равной мере использовать и видео наряду с аудио, и текст. Подобная деятельность в состоянии (и это желательно) привести к созданию сложных, но понятных по своей архитектуре мультиязычных социальных сетей, модерирование которых становится важной задачей вещания нового типа.

Хотел бы подчеркнуть, что сказанное совершенно не означает отказ от традиционного вещания, даже от использования для радиовещания коротких или длинных волн. Просто роль этого вещания будет иной. Театр, повторю, не умер с появлением кино. Останутся еще долгое время люди, которые будут читать бумажные газеты за завтраком. К тому же никогда не следует отказываться от резервных форм вещания. Кстати, развитие цифровых технологий, во всяком случае на радио, вероятно, далеко не сразу позволит заменить аналоговые формы вещания.

Наша сторона медали

Чем сложнее медиасреда, тем важнее разобраться, кого мы считаем своей аудиторией. Людей, нуждающихся исключительно в развлечениях, или тех, кого можно назвать разумными сознательными гражданами. В просторечии это называется целевой аудиторией, только, как правило, понимается узко — с упором на социально-демографические параметры. Мне же представляется, что необходимо различать два типа аудитории по ее социально-политическому самосознанию. Конечно, при этом надо помнить, что, во-первых, граница между двумя этими типами подвижна, поскольку в «минуты роковые» и большинство может относиться к гражданам, заинтересованным в получении информации, в выработке своей позиции. Во-вторых, и граждане нуждаются в развлечениях, и им нужно вещать легко, умно и интересно. Кажется, Юрий Олеша на вопрос о том, как писать детские книжки, заметил, что для детей надо писать как для взрослых, только лучше.

Перед всеми, кто занимается медиа, возник настоящий вызов, он будоражит и тревожит. Возможна ли интеграция человечества при помощи СМИ? Понятно, что не только в СМИ дело, существует множество других форм передачи информации: семья, школа, церковь только самые известные. Однако современные технологии породили новую информационную среду обитания человечества, и работа в ней становится совершенно самостоятельной и, может быть, важнейшей гуманитарной задачей.

Возможно, стоило бы подумать о том, чтобы ввести в Сети своего рода public service broadcasting. Для него можно ввести некий общий налог, общий платеж для всех жителей новой информационно-коммуникационной среды наподобие license fee в Европе. На эти средства создать несколько заведомо бесплатных и легкодоступных информационных ресурсов вроде RSS-сервиса. Эти ресурсы агрегировали бы информацию отовсюду (или только из тех СМИ, что финансируются государством и обществом). Ссылки на них в определенном месте на любом сайте были бы обязательны. Управление этими ресурсами было бы максимально гласным и ответственным. Это гипотеза, конечно. Но ведь возможно, подобным образом и будут формироваться структуры нового гражданского общества.

В новой среде конечно же не решен вопрос управления и самоуправления. Понятно, что без всякого регулирования эта среда не останется. Каким оно будет — вопрос. Но уже ясно, что речь идет о нескольких аспектах. Во-первых, есть техническое управление и администрирование ресурсов. Грубо говоря, это означает, что есть сервер и им можно управлять. В пределе — выключить. Но можно и фильтровать информацию, ограничивать доступ и так далее. Этот способ управления не самый эффективный. Во-вторых, самоорганизация в Интернете приводит к созданию как бы Интернета в Интернете. Что есть, к примеру, тот же facebook? Это своего рода многомиллионная страна, граждане которой могут удовлетворить все свои потребности внутри нее. Там есть коммуникация, сообщества, реклама, торговля. Каждый посетитель facebook известен, его привычки и потребности могут изучаться. В сущности, ему и не нужно выходить за пределы facebook. Таким образом, перед нами пример управления, поскольку у ресурса есть хозяева и они имеют определенные цели. Наконец, есть и третий вариант — поисковые системы, поскольку никто никогда ничего не найдет, если их не будет. Существуют и другие формы управления-самоуправления. Например, та же Википедия вроде бы самоуправляемая система. Во всяком случае это декларируется. Но никакой процедуры самоуправления или управления нет по той простой причине, что и Интернет не выработал пока правил обретения идентичности в новом параллельном обществе. Вообще представляется, что проблема идентичности будет едва ли не главнейшей для развития новой информационно-коммуникационной среды.

Хотя вопросов масса, но ясно одно: человечество развивается. В каком-то смысле все, о чем шла речь, — проблемы и болезни роста. Существует ли какой-либо критерий успешности развития? К примеру, продолжительность жизни? Или уровень потребления? На каждый такой критерий найдутся возражения. Да, заметит один, в Европе уже нет чумы, губившей иногда до трети населения. Зато 65 лет назад, скажет другой, закончилась война, убившая столько же народу, сколько вообще когда-то жило в Европе. Но есть один критерий, по-моему, привлекательный со всех точек зрения. Его, быть может, трудно выразить в каких-то конкретных показателях, но интуитивно он привлекателен. Это уровень общения. И в этом смысле новые медиа и в целом новая информационно-коммуникационная среда — выдающийся прорыв. У человечества появилась возможность обрести новое единство и новую структуру, сделать мир удобнее, безопаснее и надежнее. Хотя нет сомнений, что эти же возможности будут использовать во зло. Это другая сторона медали. Тем важнее то, как мы сумеем общаться на этой, нашей стороне.

Андрей Быстрицкий, председатель ФГУ «РГРК «Голос России», профессор Высшей школы экономики

Источник: Голос России